Война сама по себе, а особенно "Крокус" активизировали моральную рефлексию прежде всего среди уважаемых коллег по цеху.
Альфред Кох правомерно задается вопросом — насколько упали моральные ограничения в связи с войной, насколько снизился порог чувствительности, прежде всего к жизни, в том числе и к жизни россиян?
Некоторые коллеги рассуждают иначе. Они ставят под сомнение известный постулат о том, что каждый народ заслуживает свое правительство, затем он заслуживает лучшее правительство, пытаясь тем самым вывести этот народ из сферы ответственности и перевести его в категорию жертв. Или, что еще глупее, особенно с учетом своего чиновничьего опыта в России и опыта защиты от этого государства, полагаться на защиту государства.
Именно в этом контексте возникает ряд вопросов. Настолько правомерно оценивать происходящее в России с позиций морали? Особенно воспринимая ее в качестве практического разума, все более и более возведенного в ранг иноагента. Как можно оперировать категориями морали в сообществе, в котором доминируют аморальные, расчеловеченные существа? И каковы возможности нравственного закона внутри и таких людей, и их ареала обитания?
Если мы хотим давать моральные оценки происходящему в России, то мы не должны сами пренебрегать тем, что любой разговор о морали должен быть честным. А если сбросить с глаз шоры и выйти из зоны морального комфорта, придется войти в зону морального дискомфорта и признать очевидные вещи и неприятную реальность. Практически полную моральную деградацию того, что в России называется народом.
Мораль в России — это не внутренний стержень, коим и отмеряется степень человечности, а инструмент. Как для Ленина мораль была инструментом в борьбе за "...укрепление и завершение коммунизма", так и в сегодняшней России мораль — это средство для окончательного расчеловечивания этой массы.
Масса не рефлексирует, не протестует против причины, а с энтузиазмом реагирует на последствия. Когда речь заходит о "Крокусе", где погибли люди, мы должны не забывать, что во время войны в столице страны-агрессора, ежедневно убивающей людей в Украине, тысячи людей, большинство из которых за неделю до этого разными способами проголосовало за войну, пришли на концерт группы, поддержавшей войну, чтобы послушать и посмотреть шоу о будущем. И они это будущее увидели. И ничего прекрасного, на которое они рассчитывали, там не оказалось, а, наоборот, оно предстало во всем своем ужасе. На что эти люди в таком случае могли рассчитывать?
Я прекрасно понимаю, что вхожу в диссонанс с политкорректностью вроде этой, но необходимо чётко разделять мирных жителей мирной страны, мирных жителей страны-агрессора и россиян. И соответственно разделять теракты и диверсии в таких ситуациях.
Вне зависимости от взглядов, каждая жертва в "Крокусе" достойна индивидуального сочувствия, если это возможно сделать. Разумеется, оставаясь в рамках морали, не следует этому радоваться. Однако о каком сочувствии этому народу может идти речь? Этот народ не ценит ни свою, ни чужую жизнь. В противном случае он бы не развязывал бы войну, он бы ценил жизнь погибших в это же время шахтеров или пассажиров автобуса, столкнувшегося с поездом. На потеху этому народу не отрезали бы уши.
Если вам дорога жизнь, то дорога каждая жизнь.
А если власть использует теракт и его жертв в своих интересах — это лицемерие.
Недавно коллега В. Пастухов очень интересно охарактеризовал русский народ.
Следуя его логике, та реакция российской власти, морализация на этом планово-предупредительном теракте — это не что иное, как моральная взятка этому народу. И он ее с удовольствием принимает.
И от Путина, и от западных политиков, которые еще не осознали, что сначала необходимо сделать из русского человека просто человека, а потом выражать ему соболезнования.
Кстати, в одном из интервью, в котором я недавно принимал участие, мне был задан вопрос о том, не организован ли теракт в "Крокусе" в том числе и с целью вызвать сочувствие к этому народу и уравнять его с его жертвами. Я ответил утвердительно, но мне было бы интересно узнать мнение по этому вопросу некоторых коллег.
Тем более что это неплохо способствует мобилизации ЗЛА в интересах этой власти. А сама власть это подчеркивает на каждом шагу, сама организовывает мемориалы в память о жертвах теракта, сама сгоняет туда людей и сама же переносит цветы оттуда на кладбище СВОих убийц, которые ей дороже и нужнее отработанных в "Крокусе" жертв.
В условиях войны и моральной деградации россиян морализация — это средство сплочения и обретения "могущества коллективной тождественности", самооправдания. Это, в конце концов, искренняя ложь, столь любимая в России.
Причем моральный дальтонизм эксплуатирует не только власть. Термин "моральный камертон" — это любимая метафора сторонников А. Навального, имевших темное прошлое, но используемая для оправдания претензий на лидерство в оппозиции.
Даже сегодня они позволяют оперировать небутербродом и какими-то особыми правами крымчан. И не только они, а и многие другие, пытающиеся найти основание сказать, что мы не хуже нацистов, мы лучше, то есть этому народу еще есть куда падать. Когда пытаются говорить о бесстыдстве зла, но при этом нечетко его определяя.
Сегодня в России мы имеем дело с двумя разновидностями ЗЛА. АБСОЛЮТНЫМ — это российский народ и ОТНОСИТЕЛЬНЫМ — в лице российской власти. И оба этих зла пытаются представить себя либо добром, либо меньшим злом посредством МОРАЛИЗАЦИИ себя.
Реальность же состоит в том, что это ЗЛО прежде всего необходимо победить, потом фрагментировать, потом дерашифицировать, а только потом говорить с ним на языке морали. Без этого разговор о морали в аморальном обществе — это путь из одного тупика в другой. И причем не только из русского.
Моралисты всех мастей должны это услышать.
Если моих рассуждений недостаточно, то сошлюсь на авторитет старика Фрейда:
"Не нашедшая выхода агрессия может означать тяжелое повреждение; все выглядит так, как будто нужно разрушить другое и других, чтобы не разрушить самого себя, чтобы оградить себя от стремления к саморазрушению. Поистине печальное открытие для моралиста!"
